Дикое поле - Страница 59

Впрочем, по давней советской привычке, Юля здесь, раздевшись, не оставила одежду и лук на виду, а запрятала их в высокую осоку у самого берега. Потом призывно помахала Мелитинии, разбежалась нырнула в парную воду, стелясь по самому дну. Когда в легких сперло, рванулась вверх и вынырнула на ее мой середине реки.

— Барыня!!! — испуганно металась по берегу кухарка. — Барыня, ты где?

Юля рассмеялась, помахала рукой и легла на спину, редкими гребками борясь с течением. Никто из здешних баб плавать почему-то не умел, и ей нравилось дразнить этих молодух, то ныряя на полминуты в самую глубину, то переплывая на тот берег, то держась на глубине, в паре шагов от всех — но чтобы достать не могли.

Немного остыв, она выбралась на берег, развалилась на горячем мелкозернистом песке.

— Хорошо! Лучше, чем на Черном море… — Тут она сообразила, что теперь может увидеть знакомый бирюзовые волны, только оказавшись в невольничьем караване или с прилавка рынка где-нибудь в Кафе, и снова рассмеялась: никак к новым реальностям не привыкнуть!

Мелитиния искупалась попроще: вошла в воду, несколько раз присела. Немного постояла, снова присела, а потом улеглась рядом с хозяйкой:

— Ужин еще не готов, — вспомнила она. — А обед — только разогреть.

— Забудь. Хоть ненадолго. Хорошо-то как у нас здесь!

— Ребеночка не растрясешь, боярыня?

— Ребеночка? — Юля погладила живот, который еще только-только начал понемногу округляться. — Ерунда, Мелитиния. Ему только на пользу!

Она поднялась, разбежалась и снова ухнулась в воду, смывая песок. Проплыла немного под водой, вынырнула, остановилась на глубине примерно по грудь.

— Ну, чего расселась? Иди сюда!

Пригревшейся на солнце кухарке ужас как не хотелось обратно в воду, казавшуюся теперь ледяной, — но нужно было смыть налипший на тело песок. Шаг за шагом прокрадывалась она, пока не вошла примерно по пояс, потом резко присела и вскочила:

— Ленишься, ленишься! — неожиданно брызнула на нее водой Юля.

Кухарка завизжала от неожиданности, и принялась брызгаться в ответ, отворачиваясь и громко хохоча — Юля, со смехом, усилила напор, как вдруг… ей померещилось, что она слышит еще один, посторонний смех. Она повернула голову к берегу и вскрикнула неожиданности: там, на вершине взгорка, стояли, хохоча вместе с ними, трое татар.

Еще бы! Наткнуться не просто на молодых да ладных пленниц — но еще и раздевать не надо, бери и пользуйся. Теперь уж понятно, что они с ними сделают прежде чем разрешат одеться.

Один из татар спустился к воде, спрыгнул на песок, вынул из торбы веревку и позвал девок:

— Сюда идите.

Юля взглянула на замершую в ужасе Мелитиник вздохнула и, понуро повесив голову, побрела к берег Остановившись на глубине немногим выше колен, покорно протянула вперед сложенные вместе руки. Татарин, облизнувшись на обнаженное, усыпанное искрящимися на солнце жемчужными каплями женское тело, шагнул навстречу, накинул на руки веревку.

В этот момент пленница качнулась вперед, упершись ему в грудь руками. Он напрягся, подался к ней навстречу — но Юля, крепко вцепившись руками ворот халата, уже падала на спину, увлекая потерявшего равновесие степняка за собой и выставляя вперед полусогнутую ногу. Воин, выпучив глаза, пролетел над женщиной, а она, завершая кувырок, уселась ему грудь, придавив коленями руки к чистому песчаному дну и для верности придержав его кисти руками.

Здесь было мелко — по колено. И татарину не доставало до свежего воздуха всего каких-то десяти сантиметров, сквозь прозрачную прослойку которых проскакивали вырывающиеся изо рта и носа пузыри. Он мотал головой, пытался встать на мостик, бил воду ногами — но сделать ничего не мог.

Его товарищи заподозрили неладное и стали спускаться со склона. Им, видимо и в голову не пришло, что щуплая, хоть и высокая женщина способна хоть как-то навредить их плечистому, коренастому товарищу — тем более, что топтавшийся у среза воды конь заслонял половину обзора. Скорее, они решили — хитрый сородич уже уложил свежую полонянку на песок и развлекается вовсю.

Татарин же, находившийся у самых любовных врат русской боярыни, почему-то совершенно не обращал на них внимания, выпучив глаза до невероятных размеров, и, бесшумно шевеля губами, пытался что-то кричать.

Юля, внимательно следя за приближающимися ногайцами, начала глубоко дышать.

Ага! Вот, наконец, один из них увидел, как под девицей обмяк с раскрытым ртом их друг, дал шпоры коню.

Юля на всякий случай выдержала неудачливого насильника еще несколько мгновений под водой — хотя, помнится, искусственного дыхания в шестнадцатом веке делать еще не умели, — а когда до мчавшегося в окружении водяных брызг всадника оставались считанные шаги, рывком поднялась, толкнулась и нырнула в глубину.

Нукер влетел в реку почти по брюхо коня, остановился, вглядываясь в реку и положив руку на рукоять сабли. Второй воин, так же не испугавшись воды, заставил лошадь подойти к Мелитинии, наклонился и подхватив ее под мышки, перекинул через седло. Paзвернулся:

— Что, утопла, тварь?

Юля в это время пыталась удержаться у дна, цепляясь за корни кувшинок. Стебли, как назло, обрывались, и пару раз ее едва не выбросило на поверхноста но в конце концов она зацепилась за выступающий и дна корень, прижалась обнаженной грудью к песку, стала мысленно отсчитывать двадцать секунд. Она знала, что после гипервентиляции способна выдержать без воздуха две минуты. Примерно полминуты она лихорадочно двигалась — хотя наугад время определить трудно. Еще двадцать секунд притаиться, чтобы татары совсем расслабились, и еще столько же — на последний рывок.