Дикое поле - Страница 79

Двор крепости пустовал. Полста бояр, мающихся неподалеку от ворот воеводского дома, мало кто из которых приехал с дворней, заполнить его никак не могли.

— Лошадей к коновязи отведи, — приказал Бажену барин, спешиваясь возле них, и, приложив руку к груди, поклонился: — Здравия вам всем, бояре. Пошто воевода нас скликает, не ведаете?

— Неведомо, — поклонился в ответ крайний воин. — Стрельцы сказывали, грамота строгая из Москвы пришла.

— В поход, поди, скликают? — предположил кто-то.

— А почему без оружия, и не по писцовым листам? — тут же опроверг другой.

— А воевода-то сам что сказывает?

— Не выходит из дома воевода. И к себе никого пускать не велел.

Варлам понял, что узнать ничего не удастся, и отошел к коновязи. Прихватив с собой Касьяна, отправился в охраняемый стрельцами от баб и детей кабак. Внутри было пусто. Боярин потребовал у целовальника наполнить двухведерный бурдюк водкой, расплатился. Сам, ради поста, пить не стал — пятница. Потом отправился к скобарю, взял мешок гвоздей разного размера, потом долго рассматривал наконечники для стрел — уж больно дешевы казались по сравнению со своими, что ковал привезенный с собой кузнец в усадьбе Григория. Да и странное в них казалось что-то, непривычное.

Однако — острые, формы обычной. Напоследок он несколько раз ударил наконечник кресалом — сталь, вроде, хорошая, прочная. Взял мешок. Потом, для укрепления частокола возле ворот — полсотни подозрительно дешевых, но крепких скоб.

Потом подался к погребу за огненным зельем, но мастеровые из большого наряда торговать порохом без ведома воеводы отказались, и он отступил. Впрочем, бывший неподалеку стрелец помянул, что от долгого лежания порох портится, и его нужно перекручивать. Поскольку мельницы в крепости нет, воевода порох боярам и промысловикам разрешает продавать завсегда, предпочитая каждую зиму пополнять припасы свежим.

Еще почти час он провел в лавке низкорослого улыбчивого перса. Басурманин все уговаривал его на шелковые, совершенно прозрачные платки и шали, но он упрямо ковырялся в перстнях с красными, зелеными, синими камнями самых разных оттенков, самые лучшие из которых примерял на мизинец — у Юленьки безымянный палец как раз такой получался. В конце концов, выбрал самоцвет бирюзового оттенка, дал купцу рубль. Тот, вместо того, чтобы отсыпать сдачу серебром, опять стал размахивать шелковыми шалями, и Варлам поддался — купил.

Покончив с делами, опять пошел к держащимся вместе боярам, заметил подъехавшего брата Григория, помахал ему рукой. Спустя час появились вместе Николай и Анатолий, и родичи отошли к стрелецкому дому — посидеть на скамейке да поговорить.

— Я кстати, земляной вал насыпал, — похвастался Варламу Григорий, — почти как у тебя. Может, высотой пониже будет, но тараном тына более не достать, а другой штурмовой снасти татары не разумеют. Давно ты уже не заезжал, брат.

— Ты тоже хорош. Хоть знаешь, что племянница у тебя растет?

— Слыхал, — улыбнулся Гриша. — Вон, Коля в январе заезжал. У тебя-то как, Коля?

— Бог миловал. И по первому разу смердов татары почти не тронули, и по второму спрятаться они успели, и по третьему. Двух мужиков всего лишился. По осени нехристи усадьбу нашли, но ломиться не стали. Стрелами покидали немного, и все. Телку стельную насмерть засекли.

— А у тебя, Анастас?

— Два раза разгромили, — мотнул головой боярин, растирая рукой солнечный диск на передней пластине зерцала. — Как жив, не знаю. Смерды под прикрытие тына идти уже боятся, в дубровнике вокруг болота прячутся. Кажется, гать у них до одного из островков проложена, но мне не говорят.

— Частоколом нехристей не остановить, — поморщился Варлам. — У меня и стена, и пищалей больших ужо десять. Все одно прошлым летом ворота заломали. Пришлось копьями татарвье осаживать. Вот что я тебе скажу, Анастас. Ты животом зазря не рискуй. Как беда снова придет, дворню со скотом забирай, да ко мне все идите. И вам риска меньше, и мне справа: несколько сабель лишних на стене. А как хозяйство силу наберет, людишек прибавится, тогда станешь усадьбу по уму огораживать.

— А ты ко мне приходи, Коля, — встрепенулся Григорий. — Тебе ко мне ближе.

— Я так думаю, — покачал головой Варлам, — нам не друг друга нужно к себе заманивать, а людей побольше на землю посадить. Тогда и стены кому защитить будет, и воинскую справу на что купить, и ycaдьбы вам, братья, крепкие поднимем.

— Отцу отписать, — предложил младший Батов, — Пусть пленников свенских или ливонских во Пскове купит! Сюда и посадим..

— За пленников платить надо, — покачал головой Григорий. — А он и так поиздержался — нас пятерых на новые поместья отправлять. — Он вздохнул и перекрестился. — Теперь четверых. Вольных смердов звать надо. Оброк скидывать супротив государева тягла, барщиной не томить. Тогда сами пойдут. А коли подъемные дать, они еще и в закупе поначалу окажутся. А потом, глядишь, и приживутся.

— Ты бы, кстати, брат, себе на стены тоже пищали поставил, — неожиданно вспомнил Варлам. — Изрядно споспешествуют ворога отгонять.

— А стрелять кто станет?

— Юленьку мою спросите, научит. Я сам поначалу не верил, ан нет. За неделю, почитай, всю дворню обучила. Да еще и смердов, кто помоложе, да похрабрее. Это не с лука стрелять — что учи сиволапых, и учи, а толку не станет…

За разговором пришел вечер. Они поужинали привезенной Григорием копченой рыбой — он тоже, наконец, поставил снасть и теперь хвастался богатыми уловами. Спать легли на улице, расстелив видавшие виды походные шкуры на сено возле коновязи.