Дикое поле - Страница 70

— Ты играешь с огнем, ведьма.

— Без меня ты не сможешь ничего, — сглотнула шаманка и скосила глаза вниз, пытаясь увидеть стальное лезвие. — Больше никто не умеет ходить к Прародительнице рода, и никто не знает слов жизни.

— Хорошо, я не стану тебя резать. Я стану долго-долго жарить тебя над своим очагом, пока ты не расскажешь все.

— Я знаю только половину тайны. Другую половину хранит род.

— И в чем твоя тайна? — вдавил нож в ее подбородок Тирц, и по шее стекла алая капелька крови.

— В словах жизни.

— А вторая половина?

— Я не знаю… Ее хранит род…

— Черт! — Тирц убрал нож от горла невольницы и спрятал в ножны. Ему пришло в голову, что куда проще дать требуемую шаманкой клятву, нежели вытряхивать из нее и из ногайцев небольшого рода по кусочкам некий неведомый секрет. Тем более, что он даже не знает, о чем спрашивать. И колдунья, видимо, тоже. В конце концов, что изменится от того, что через снесенную колдовской силой Засечную черту хлынет в Россию на сотню нукеров меньше?

Он покосился на невольницу, на застывшую на ее шее капельку крови. Потом запустил руку ей в короткие, только начавшие отрастать волосы, закинул голову вверх и наклонился к горлу. Шаманка вскрикнула, как подстреленный заяц, забилась в его руках — но он всего лишь слизнул кровь и снова отодвинулся.

— Хорошо, я клянусь.

— Скажи, — облегченно перевела дух шаманка, — скажи, что клянешься кровью и жизнью своей мне, последней в роду, что ты не станешь брать с собой в набег представителей моего рода, рода последних рожденных от Камня, Солнца и Кемра.

— Клянусь.

— Нет, ифрит, повтори клятву целиком.

— Хорошо, — кивнул Тирц. — Я клянусь кровью и жизнью своей тебе, последней в роду, что не стану брать с собой в набег представителей вашего рода, рода последних рожденных от Камня, Солнца и Кемра. — Тут мужчина хмыкнул, и покачал головой:

— Вот только как ты возьмешь долг, если я нарушу обещание?

— Не бойся, ифрит, — зловеще кивнула шаманка. — Такие клятвы исполняются сами.

— Ладно, — согласился Тирц. — Пусть исполняется. Теперь выкладывай: как мне разрушить Засечную черту?

— Я знаю только половину тайны, ифрит, — вздохнув, повторила шаманка. — За второй половиной придется ехать в кочевье.

* * *

Отказавшись отпускать Менги-нукера без охраны, бей отправил с ним почти всех своих телохранителей. То ли защищая от возможных разбойников, то ли присматривая, чтобы ценный советник не растворился в лежащих от Волги до самого Днестра просторах, покрытых первым, искрящимся под солнцем снежком. Шаманка, в новом ватном халате с бейского плеча и высоких войлочных челках, подшитых кожей, и странный русский, которому Девлет-Гирей подарил вместо прорубленных новый войлочный поддоспешник и венгерскую золоченую кирасу с привешенными на кольцах коваными наплечниками, неслись первыми, и встречные путники, принимая их то ли за очень знатных мурз, то ли за чиновников султана Сулеймана, издалека падали на колени и низко склоняли головы, ожидая, пока отряд промчится мимо.

Путь к родовому кочевью невольницы занял три дня и три ночи, на протяжении которых Тирц, наравне с шаманкой и простыми нукерами спал на мерзлой земле, постелив поверх ковра войлочную подстилку и накрывшись верблюжьим одеялом. Оказалось, что это совсем не холодно — войлок под спиной и одеяло сверху, даже если в паре сантиметров внизу — сплошной лед. Впрочем, возможно, тепло было и потому, что рядом, скрючившись, дыша под одеяло и прикрыв, словно кошка, нос ладошками, посапывала колдунья.

Кочевье обозначилось утром четвертого дня дымками на фоне ясного неба. Отряд повернул прямо на дым и спустя полчаса остановился на взгорке перед широкой долиной — овальной выемкой среди ровной степи, на дне которой блестели льдом два прямоугольника водопоя возле колодцев и вытянулись в два ряда полтора десятка шатров.

— Э-гей! — радостно помахала сородичам шаманка. — Я приехала!

Эффект оказался прямо противоположен ожидаемому: подняв глаза на гостей, татары засуетились, торопливо доделывая свои дела — хватали кожаные ведра с водой, привезенный откуда-то хворост, отпускали или уводили с собой овец. Считанные минуты — и они очень быстро разошлись по своим жилищам, предоставив нукерам великого бея созерцать утоптанную землю посреди кочевья, да двух мужиков, явных невольников, безразлично черпающих воду из-под древнего каменного купола степного колодца.

— Чего это они? — не понял Тирц.

— Они ведь знают, что ты ифрит, — погрустнела шаманка. — Что меня отдали ифриту. Теперь ни за что не выйдут, пока не уедем.

— А как же тайна?

Колдунья немного подумала, потом вздохнула:

— Бабу Масуду нужно спросить. Она меня не оттолкнет.

— Бабка твоя? — понял Тирц. — Значит, тоже ведьма?

— Шаманка, — поправила невольница. — Она меня учит… Учила… Чему успела…

— Подождите здесь, — обернулся Менги-нукер к сотникам охраны. — Отсюда мы никуда не денемся. — А потом кивнул женщине: — Показывай.

Колдунья хлопнула ладонью по крупу коня, и тот неторопливо поспешил вниз. Ее хозяин тронулся следом.

Они объехали стойбище вокруг и остановились у небольшого шатра, больше похожего на вигвам: несколько скрещенных длинных жердей, укрытых сшитыми между собой шкурами так, чтобы снизу не поддувало, а вверху оставался проем для выходящего дыма. Покрытие выглядело довольно живописно — на нем имелись и овечьи, и то ли волчьи, то ли собачьи шкуры, и лошадиные, и заячьи, и даже какие-то мелкие клочки, вроде шкур тушканчиков или сусликов.